Я сижу на хилом стуле с сетчатой спинкой, где-то она уже треснула, и пластик царапает мою спину. Мою шею холодит сквозняк из раскрытых окон, я не боюсь насморка или хандроза. Мне приходится подогнуть под себя ногу, чтобы не наступить на замытую блевотину.
Сейчас в баре мало народа, сегодня будний день, и, может быть, поэтому здесь практически нет людей. Может быть, они у себя в квартирах или в своих офисах, может, они расфасованы по магазинам, бассейнам, кинотеатрам или же они сидят за барной стойкой в более престижных местах, может быть, они просто исчезли.
На металлический стол я ставлю бокал, я надеюсь, что он на половину пуст, но дело не в этом, просто мне не интересно это пойло, оно не имеет ни вкуса, ни запаха. И я не помню, почему именно оно. Достаю из кошелька пятьсот рублей, это даже больше чем нужно, но мне некогда ждать сдачу, так что пусть останется на чаевые.
С каждым днем мне все раньше хочется лечь спать, но в вечернее часы смерть сжимает мое горло все крепче, если не надеть респиратор. Она скрывает мое лицо и резинки уже разорвали мой затылок, но в те дни мне хочется жить. Для жизнеобеспечения системы дыхания нужен специальный аппарат, но сегодня он отключен, его игра закончилась еще вчера. Мне приходится идти через детскую площадку, пусть нет ничего приятного в скрипе ржавых качелей, но мне нравится, когда детский смех окружает меня, лишь он и восхитительно голубое небо. Жаль, мне уже больно ощущать этот мир, но это ненадолго, я уже подхожу к дому.
Заходя в квартиру, я закрываю ее равно на три оборота, как учила мама, и, не раздеваясь, иду к окну в своей спальне, чтобы снова взглянуть на детей. Ничего страшного, если я встану на подоконник и открою окно, так мне будет их лучше видно и слышно.

***

- Мама! Не надо, мама… - я сжимаю мобильный телефон и медленно опускаю руку. Я не смогу сейчас вынести те хлесткие слова, что доносятся из моего телефона, звук поставлен на максимум из-за плохой связи. Но это сейчас не важно, уже не важно.
Я не могу даже заплакать, просто стало чуть больнее глотать, но это мое привычное состояние уже как полторы недели. Ровно полторы недели я живу в своей персональной прострации, личной сенестопатии.
Я с детства росла неуверенным в себе ребенком, замкнутым. Большую часть дня я проводила на улице, глядя как играют мои сверстники. Мне не хотелось слушать родительскую ругань и мамин плач; просто отец часто любил распускать руки, особенно после лишней рюмки. Когда мне исполнилось четырнадцать, они развелись на следующий день после моего рождения; прождали три месяца и снова подали заявление. Так совпало.
Будучи робким человеком, я с трудом нашла себе работу, хотя здесь мне помог мой будущий парень, с ним я прожила около шести лет, но полторы недели назад все окончательно разбилось. К тому же на работе мне предложили написать заявление об увольнении, мой теперь уже бывший парень директор этой фирмы. Просто так совпало.
Я быстро разворачиваюсь и иду домой, меня уже не волнует недавний разговор с матерью. Я не помню выключила ли я газовую конфорку. Чтобы срезать путь, мне приходится идти через двор, он плохо благоустроен и нет асфальта – мне приходится внимательней смотреть под ноги, чтобы не подвернуть стопу. На площадке кипит своя детская жизнь, только противно скрипит карусель, в каких-то местах голубая краска уже облупилась; я усмехаюсь, но лишь быстрее захожу в подъезд. Закрывая квартиру на три оборота, я первым делом иду на кухню. Плита выключена, и я иду в свою комнату, где-то там лежит успокоительное. Мне приходится открыть окно, в комнате слишком душно, и я снова вижу этих детей. Как хорошо, что сейчас со мной их искренний смех. Мне одиноко и я хочу восполнить пробелы в своей душе, я хочу быть чуть-чуть ближе к ним, правда мне приходится встать на подоконник.

***

Можно разрушить экономику страны, очистить ее, воссоздать новую, осталось взять еще семнадцать кредитов, я все рассчитал. Я попробую уговорить своих друзей, отдать их дачи под залог, можно попросить еще и автомобили – это несложно. Минус мать, отец и брат, они согласились мне помочь, сегодня я взял еще один потребительский кредит. Итого: три потребительских кредита, два кредита на открытия своего дела и один под залог недвижимости, я строго веду им подсчет. Мне несложно было составить бизнес план и произвести необходимые расчеты, я окончил экономический факультет главного вуза города с отличием, и идея рецессии появилась, когда мы начали проходить банковский сектор, странно, что до этого никто не додумался. Может быть, это мое предназначение – показать стране другой путь и я смогу это сделать. Осталось оформить семнадцать кредитов, наверное, если бы я со своей бывшей женой был в хороших отношениях, я бы смог уговорить отдать мне ее квартиру под залог, и плохо, что у нее нет автомобиля.
Но сегодня я шел оформлять свою шестую ломбардную ипотеку: жильцы только что съехали с квартиры, которую я сдавал два года, и теперь ее можно переоформить. Я был на все сто уверен, что сегодня у меня все получится, уверен до того момента, как миловидная девушка отказала мне, сославшись на кредитную историю. Какое ей дело, что я не погасил предыдущие займы? Жаль, она сказала, что передаст мое дело директорам, те наверняка сольют информацию в другие банки. Меня очаровала ее детская улыбка, я бы пригласил ее на чашку кофе, если бы не этот инцидент, наверняка она бы поняла и помогла мне.
Я выхожу из банка, плотнее кутаюсь в осеннее пальто – не люблю этот пронизывающий ветер – и быстро шагаю к машине. Уже полдень и у меня было в планах зайти еще в несколько кредитных организаций, но видно это не мой день и все решится сегодня, и мне немного страшно. Я бы попытался еще куда-нибудь сунуться, но я уже знаю: мое дело наверняка передано в другие банки – и так по цепочке, значит надо действовать мне.
Я паркуюсь около подъезда возле нашей детской площадки, здесь пока старый комплекс, но мы скинулись всем домом и ЖЕК установит новый, а дети пока играют на этой, хотя бы так. Мне нравится смотреть на их счастливые лица, я улыбаюсь себе под нос и они в моей памяти до того момента, когда лифт останавливается на моем этаже. Провозившись с дверью (сложная система требует три оборота ключа), я иду в свою спальню и кидаю голубую папку с документами на стол, сейчас бы заварить кофе, но я подхожу к окну, снова из головы никак не выходит детское веселье, наверное, от того, что, как не старайся, я не могу вспомнить себя ребенком. Помню средние классы, а что было до этого – нет, но это уже не важно, особенно сейчас, тем более мне нужно закончить начатое. Мне приходится приложить большое усилие, чтобы опустить щеколду и открыть окно; мне немного страшно, когда я стою на подоконнике и смотрю вниз, но до меня доносится детский смех, хоть он приправлен скрипом ржавого железа – это придает мне немного уверенности.

***

Искривленное тело на асфальте и совсем нет крови – не частая картина в этом районе. Но в практике милиции и эти случаи не редкость, схема действий отработана, и каждый знает свою роль в этом механизме.
– Я опросил соседей, сказали, что он псих, у него было что-то вроде раздвоения личности еще с детства. Говорят, что в какие-то дни он прикидывался девушкой, во дебил.
– Знаешь, хорошо, что на детской площадке никого не было, в том числе детей. Заикание – лучшее, что они получили бы. Ладно, скорая должна вот-вот подъехать, и сразу в морг. Я все надеюсь, что он сам прыгнул, мы с женой планируем выбраться за город в выходные.

***

Я сижу на своем любимом месте во всей квартире, пусть здесь не очень много свободного пространства и мне приходится подобрать ноги из-за большого цветочного горшка. Но прохлада стекла не дает мне потерять нить реальности, по совету доктора я всегда должен на что-то обращать внимание, что бы не выпасть из действительности, например, перебирать что-то в руках, жаль, что этот совет уже устарел.
Мне безразлична эта безликая масса, там внизу, меня больше привлекает своя игра: рельефный маленький мяч ритмично бьется о ракетку для настольного тенниса. Тонкий повторяющийся звук, но он меня завораживает, хотя вы представить себе не можете как мне скучно…